Неточные совпадения
А если до сих пор эти законы исследованы мало, так это потому, что
человеку, пораженному любовью, не до того, чтоб ученым оком следить, как вкрадывается в душу впечатление, как оковывает будто сном чувства, как сначала ослепнут глаза, с какого момента
пульс, а за ним сердце начинает биться сильнее, как является со вчерашнего дня вдруг преданность до могилы, стремление жертвовать собою, как мало-помалу исчезает свое я и переходит в него или в нее, как ум необыкновенно тупеет или необыкновенно изощряется, как воля отдается в волю другого, как клонится голова, дрожат колени, являются слезы, горячка…
— Ей-богу, не знаю: если это игра, так она похожа на ту, когда
человек ставит последний грош на карту, а другой рукой щупает пистолет в кармане. Дай руку, тронь сердце,
пульс и скажи, как называется эта игра? Хочешь прекратить пытку: скажи всю правду — и страсти нет, я покоен, буду сам смеяться с тобой и уезжаю завтра же. Я шел, чтоб сказать тебе это…
Вообще странный был
человек, ставивший в тупик даже Яшу Кормилицына, который выбивался из сил, измеряя температуру, считая
пульс и напрасно перебирая в уме все болезни, какие знал, и все системы лечения, какие известны в науке.
— Вы, я вижу, его растирали щетками, — обратился доктор к Санину и Панталеоне, — и прекрасно сделали… Очень хорошая мысль… а вот мы теперь посмотрим, какие еще средства… — Он пощупал у молодого
человека пульс. — Гм! Покажите-ка язык!
Беда в том, что одни те и не думают, что такое брак, которые вступают в него, то есть после-то и раздумают на досуге, да поздненько: это все — febris erotica; где
человеку обсудить такой шаг, когда у него
пульс бьется, как у вас, любезный друг мой?
Вся эта немногосложная и ничтожная по содержанию сцена произошла на расстоянии каких-нибудь двух минут, но мне показалось, что это была сама вечность, что я уже не я, что все
люди превратились в каких-то жалких букашек, что общая зала «Розы» ужасная мерзость, что со мной под руку идет все прошедшее, настоящее и будущее, что пол под ногами немного колеблется, что пахнет какими-то удивительными духами, что ножки Шуры отбивают
пульс моего собственного сердца.
Да, я лежал на своей кушетке, считал лихорадочный
пульс, обливался холодным потом и думал о смерти. Кажется, Некрасов сказал, что хорошо молодым умереть. Я с этим не мог согласиться и как-то весь затаился, как прячется подстреленная птица. Да и к кому было идти с своей болью, когда всякому только до себя! А как страшно сознавать, что каждый день все ближе и ближе подвигает тебя к роковой развязке, к тому огромному неизвестному, о котором здоровые
люди думают меньше всего.
В наше время неудобно забывать, что как выпяленные из орбит глаза некоторых ученых, смущающихся взглядами подающей им жаркое кухарки, обусловливают успех
людей менее честных и менее ученых, но более живых и чутких к общественному
пульсу, так и не в меру выпяливаемые художественные прихоти и страсти художников обусловливают успех непримиримых врагов искусства:
людей, не уважающих ничего, кроме положения и прибытка, и теоретиков, поставивших себе миссиею игнорированье произведений искусства и опошление самих натур, чувствующих неотразимость художественного призвания.
Лещ (поучительно).
Человек этот не может быть безразличен для вас; странно вы говорите! Вы непосредственно заинтересованы в том, чтобы он понёс должное наказание, — как же иначе? (Считает
пульс Якова, глядя в потолок.) Как спали?
Из двух здоровых
людей одинаковых лет в одинаковом расположении духа у одного
пульс бьется, конечно, несколько сильнее и чаще, нежели у другого; но велико ли это различие?
Другое дело, когда вы сравните
людей разных лет или в разных обстоятельствах: у дитяти
пульс бьется вдвое скорее, нежели у старика, у больного гораздо чаще или реже, нежели у здорового, у того, кто выпил стакан шампанского, чаще, нежели у того, кто выпил стакан воды.
— Продолжать прежнее.
Пульс прекрасный, — угрюмо отвечаю я и ухожу. И по дороге я думаю: если в течение года непрерывно иметь хоть по одному такому пациенту, то самого крепкого
человека хватит не больше, как на год.
Земский врач, чрезвычайно утомленный и на вид больной
человек, сидел около кровати в кресле и, задумавшись, делал вид, что считает
пульс. Отец Иеремия, только что кончивший свое дело, заворачивал в епитрахиль крест и собирался уходить…
— Да будет тебе, — что дурака-то валять. Свои
люди. Мы-то ведь с тобою отлично знаем, что никакого
пульса нету.
Вдруг откуда-то раздается сторожевой крик. Кажется, это вестовой голос, что наступает конец мира. Все следом его молкнет, всякое движение замирает,
пульс не бьется, будто жизнь задохнулась в один миг под стопою гневного бога. Весы, аршины, ноги, руки, рты остановились в том самом положении, в каком застал их этот возглас. Один слух, напряженный до возможного, заменил все чувства; он один обнаруживает в этих
людях присутствие жизни: все прислушивается…
Слух и сердце ее жадно следили топот лошади, замиравший вдали, ловили последний звук подковы, как последнее биенье
пульса милого
человека, которого теряют навеки.
Француз-доктор, — стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, — неслышными шагами
человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать
пульс и задумался.